Изучение эпистолярного наследия Николая Николаевича сегодня особенно интересно, потому что в эти советские десятилетия закладывались основы всей деятельности галереи, как особой, новой для Перми культурной институции: формировалась коллекция галереи, ее структура и своеобразие, создавались отделы и складывались традиции научно-методической, научно-исследовательской и научно-просветительской работы, определялся круг друзей и деятельных помощников.
Эксклюзивом эпистолярного наследия Серебренникова является его многолетняя переписка с известным искусствоведом, историком искусства и реставратором Игорем Эммануиловичем Грабарем (1871-1960). Их переписка, хотя и не регулярная, продолжалась 35 лет. В научно-ведомственном архиве галереи хранится более 25 писем Грабаря - Серебренникову, 18 из них опубликованы, а в Отделе рукописей Государственной Третьяковской галереи находятся 36 не опубликованных писем и две телеграммы Серебренникова - Грабарю. В 1920-е годы переписка была наиболее интенсивной, обсуждался весь спектр музейной деятельности: экспедиции по краю с целью собирания для музея предметов искусства и старины, построение экспозиции, изучение и реставрация произведений. Проблемы комплектования и подготовка издания по Пермской деревянной скульптуре на том этапе оказались наиболее обсуждаемыми.
Уже первое письмо Серебренникова, отправленное Грабарю 16 октября 1925 года, в перерыве между экспедициями и после их личного знакомства, чрезвычайно показательно для его стиля. Он сразу же детально обозначает все проблемы Пермского музея, активно погружая в них своего адресата. Молодой провинциальный музейщик обращается к московскому мэтру искусствоведения и чиновнику высокого ранга - «Дорогой Игорь Эммануилович», словно не ощущает дистанции. И здесь же объясняет свое отношение: «Простите, что так называю Вас, но мое глубокое убеждение, что Вы для нас, музейщиков, являетесь дорогим человеком, а тем более для нас, пермяков, встретивших с Вашей стороны отзывчивое отношение. Разрешите, прежде всего, благодарить Вас за память о Пермских музеях и их нуждах, а мне лично и за полученный мною от Вас в письме В.Е. Чижову привет».
Далее он описывает маршрут экспедиционной поездки, рассказывает о привезенных для музея экспонатах, описывает сохранность и просит совета по их реставрации. Остальная часть письма посвящена вопросам построения экспозиции и заканчивается настойчивой просьбой: «Нельзя ли, принимая во внимание наше серьезное положение, просить Вас оказать нам помощь вот в каком смысле: отобрать для Пермского музея пополнения и настоять на передаче их нам сейчас же. Мы уже в этих целях предполагали поехать в Москву, но затем решили прежде просить Вашего совета: если мы, Александр Сергеевич Лебедев и я, приедем в Москву, то может ли быть нам выдано пополнение из музейного фонда для нашего музея, и можем ли мы рассчитывать на получение разрешения на выдачу нам предметов искусства, отобранных для нашего музея в Ленинграде в Русском музее и, возможно в Эрмитаже. Вопрос этот для Пермского музея чрезвычайно важный и нам хотелось бы рассчитывать на Ваше содействие». В своих просьбах Серебренников был настойчив и последователен, не стеснялся повторять просьбы. И даже выговаривать Грабарю за не исполненные обещания. Так было с живописной работой А.И. Корзухина и скульптурой И.Я. Гинцбурга, которые отобрали для Пермской галереи, но были отданы в другой музей. Благодаря усилиям Грабаря галерея получила из Государственного музейного фонда пополнения в 1925, 1926, 1927, 1928 годах. Самое крупное пришлось на 1926 год. Из полученных произведений была подготовлена выставка. В письме от 26 февраля 1927 года Серебренников сообщает Грабарю о большом успехе выставки и отмечает, что впервые в галерею выстраивалась очередь.
Поступившие в те годы произведения и сегодня являются центральными в экспозиции отдела русского искусства: это живопись Ф.А. Бронникова, В.П. Верещагина, И.К. Айвазовского, А.П. Боголюбова, В.Д. Поленова, А.К. Саврасова, И.И. Шишкина, В.И. Сурикова, А. и В. Васнецовых, К.А. Коровина, В.Э. Борисова-Мусатова, К.Ф. Богаевского, Б.М. Кустодиева и др. На протяжении многих лет в экспозиции древнерусского искусства находятся иконы «Дейсус» (ХVII в.) и «Чудо о Флоре и Лавре» (ХVI в.), также, полученные из Государственного музейного фонда.
Тема Пермской деревянной скульптуры появляется в письмах с 1926 года. 25 июня Серебренников пишет: «Сейчас мною написана половина, надо приниматься за вторую. Когда буду в Москве, буду просить Вас уделить мне несколько времени для разговора об этом описании». Грабарь консультирует пермского исследователя, пишет краткую и емкую рецензию. Он не только пишет рецензию, но и выдвигает исследование на премию Наркомпроса. Начинается рецензия обобщающей фразой, свидетельствующей о высокой оценке труда молодого провинциала: «Книга Н.Н. Серебренникова представляет собой не только попытку разобраться в богатейшем собрании памятников древнерусской скульптуры…., но является, по существу, первым во всей литературе по русскому искусству опытом сводки наших знаний о русской деревянной скульптуре вообще. Уже само создание этого единственного у нас музея, являющееся в значительной мере делом энергии, экспедиционной неутомимости, художественного чутья и любви к искусству автора книги, должно быть признано событием исключительной важности в музейной жизни революционного периода. В книге нет ни одного рискованного построения, столь естественного при скудности первоисточников по данной области. ….я полагал бы справедливым присуждение Н.Н. Серебренникову премии в 400 рублей, которые помогли бы ему совершить крайне нужные для его работы дальнейшие поездки и произвести ряд необходимых снимков». Без участия Грабаря вряд ли книга Серебренникова была завершена и издана в 1928 году, через 1, 5 года после последней экспедиции.
В письмах последних лет Серебренников стремится успеть высказать Грабарю слова благодарности за многолетнее плодотворное сотрудничество. В послании от 29 сентября 1959 года, он пишет: «Беспристрастным людям моего поколения хорошо известно, насколько много Вы сделали на поприще искусства и как художник и как ученый, в том числе по отысканию, раскрытию, публикации замечательных древнерусских икон». В последнем письме от 7 марта 1960 года, он благодарит Грабаря за рецензию о его книге «Урал в изобразительном искусстве», помещенной в журнале «Художник» и утверждает, что «…честно говоря, к Вашей опубликованной хорошей оценке надо добавить, что в этом достаточно большая доля Ваша, Вы учили нас так работать». Завершается письмо фразой патетической, но глубоко искренней: «У колыбели Пермской художественной галереи, в первых моих шагах на поприще музейно-художественной работы Вы были добрым гением».
Одним из активнейших авторов и адресатов Серебренникова был Евлампий Николаевич Косвинцев (1877-1930). Сегодня ни его имя, ни его дела практически не известны широкому зрителю. Уроженец Кунгура, журналист, краевед и карикатурист, он был настоящим другом галереи. Косвинцев был разносторонней личностью, занимался литературным творчеством, писал рассказы, стихи, делал политические карикатуры. Публиковался в газетах «Пермские губернские ведомости», «Екатеринбургская неделя», «Русские ведомости», «Русское слово» и других изданиях. Занимался краеведением, являлся членом Кружка по изучению Северного края при Пермском университете, Пермского общества краеведения. Автор многочисленных статей и очерков по истории, археологии, топонимике и этнографии народов Прикамья.
Работая в Москве в газете «Правда», он стал надежным и ответственным посредником и связующим звеном между Пермской галереей и столичными деятелями культуры. Большой друг галереи и патриот Пермского края, он подарил галерее большую коллекцию лубка и плаката и издания по русскому лубку, существующие на тот момент по этой теме. Бесценным даром стал рисунок М.Ю. Лермонтова. Его собственное творчество представлено карикатурами на современных деятелей культуры.
Их переписка – настоящий кладезь для понимания культурной жизни той эпохи и проблем, связанных с комплектованием современного искусства и формирования в Пермской галерее отдела советского изобразительного искусства. Он был среди тех помощников галереи, кто способствовал открытию в 1929 году отдела советского искусства, первого среди музеев СССР.
Евлампий Николаевич информировал Серебренникова о событиях художественной жизни столицы, устанавливал связи с ведущими художниками, чьи произведения нужно приобретать в коллекцию галереи. Он обладал способностью договариваться с художниками, чтобы они дали свои работы на выставку в неизвестную им Пермскую галерею, умел убедить их принести свои работы в дар галерее. Косвинцев помогал галерее комплектовать библиотеку, пересылал приобретенные книги по почте или передавал с приехавшими в Москву пермяками. Сообщал о книжных базарах, гравюрах и альбомах гравюр, которые там можно было приобрести. Он занимался распространением в Москве книги Серебренникова «Пермская деревянная скульптура» и сообщал Николаю Николаевичу о реакции московских деятелей культуры на ее выход. В одном из писем он сообщает, что придя по делам к В.Я. Адарюкову (1863-1932), известному историку искусства, он застает его за чтением пермского издания по скульптуре: «Адарюков радуется каталогу и собирается что-то подарить галерее». Такую же ситуацию он описывает в связи с посещением М.П. Кристи (1875-1956), в то время одного из руководителей Московского отделения Главнауки. Он же оповещает Н.Н. Серебреникова о том, что информация о выходе книги появилась в одном из лондонских журналов об искусстве «The studio». 1928.vol.8.
Одно из последних писем Евлампия Николаевича привлекает размышлением о своей краеведческой работе в Пермском крае, о будущем краеведения: «Кунгурское краеведение долго приводило меня в удручающее состояние. В развале кунгурской краеведческой работы отчасти виноват и я. Осев в Москве, превратился в шкурника, предпочившего общественное дело личному благополучию. Впрочем, не теряю надежды загладить свою вину перед кунгурским краеведением, начало которому положил я. Ведь Спицин и Новокрещенных копались в Бродах и около Селянина озера по моим указаниям. Первые археологические находки крестьянина Самойло Лушникова в Бродах попали в мои руки, а через меня в Пермский музей, в археологическую коллекцию. Первые очерки о кунгурских древностях дал я. Вспоминаю это не в похвальбу, а наоборот, осуждаю, так как при таком удачном начинании краеведческой работы, мог бы сделать больше для Кунгура. Позор тем кунгурским хозяйственникам, которые снесли пугачевскую башню…. Как единственный памятник деревянного зодчества 18 века, заслуживала поддержки, а не разрушения. Завидую вашей решимости продолжать работу в Перми, несмотря на трудности. Ведь должны они когда-нибудь кончиться. У меня вот уже нет сил бороться с трудностями; выдохся…потому было бы печально, если после нас уходящих.. не придет энергичная смена».
Переписка не прекращалась и в годы Великой Отечественной войны. Особой заботой Серебренникова стало привлечение реставраторов для работы с пермской коллекцией. Для этой цели Николай Николаевич с разрешения Комитета по делам искусств решил привлечь реставраторов, эвакуированных на Урал. Одним из них был реставратор Эрмитажа Федор Антонович Каликин.
Серебренников писал письма руководству филиала Государственного Эрмитажа в Свердловске, самому Ф.А. Каликину. В научно-ведомственном архиве галерее хранится 6 писем реставратора Серебренникову. Каликин всегда отвечал уважительно, детально описывал проблемы, давал рекомендации. В письме от 1 мая 1943 года, он сообщает пермскому адресату: «На днях я имел разговор с директором филиала ГЭ В.Ф. Левинсоном-Лессингом по вопросу о реставрационных работах вне города Свердловска…. Принципиально Владимир Францевич дать командировку согласен, но лишь только после устройства и открытия выставки «Военное прошлое русского народа». ….Вам Николай Николаевич, надлежит сей час же обратиться с соответствующим письмом к Владимиру Францевичу о командировании меня в Молотовский музей для реставрации работ сроком не менее как на 2-3 месяца. Я уже Вам писал, какие потребуются материалы и оборудование для проведения реставрационных работ. А затем, Николай Николаевич, как Вы смотрите на будущее…. не имеет ли смысла при вашей Молотовской художественной галерее иметь своего реставратора? Конечно, мастера реставратора в течение каких-либо месяцев выпустить невозможно. Но если у Вас для этого дела найдутся люди со своим личным желанием быть реставратором станковой живописи, то срок моего пребывания у Вас может по мере необходимости и удлинить уже сам Комитет по делам искусств, т.к. он в создании кадров очень заинтересован».
О большой загруженности Каликина Серебренникову пишет директор филиала Эрмитажа в Свердловске В.Ф. Левинсон-Лессинг в письме от 12 января 1945 года. Он предлагает новые сроки для поездки Каликина, обещает отправить в Молотов других реставраторов. Но вначале он поздравляет Николая Николаевича с выходом в 1944 году первого каталога коллекции галереи, в подготовке которого Эрмитаж оказал пермякам большую помощь: «Поздравляю Вас и руководимую Вами галерею с выпуском каталога, прекрасному оформлению которого могут позавидовать все наши музеи. Надеюсь, что через год смогу прислать Вам, наконец, новый каталог картинной галереи Эрмитажа. Очень благодарю Вас за присылку экземпляра каталога и очень жалею, что он отсутствует в нашей библиотеке. Если Вы не будете иметь возможность прислать экземпляр каталога в библиотеку Эрмитажа в Ленинграде, то прошу Вас выслать экземпляр наложенным платежом в адрес филиала в Свердловске.
В отношении поездки к Вам Ф.А. Каликина, к сожалению, не могу Вас очень обрадовать. Так как он лишь недавно вернулся из Ленинграда, где пробыл около 5 месяцев и сейчас занят здесь рядом неотложных работ, в том числе по реставрации картин для Свердловской картинной галереи; нам совершенно необходимо выполнить это до нашего возвращения в Ленинград, которое намечается в мае. Думаю, однако, что смогу выделить время для его поездки в конце февраля - начале марта; в это же время смогла бы выехать к Вам и А.С. Верховская, наш специалист по тканям….На днях уезжаю в командировку в Ленинград и рассчитываю вернуться к концу февраля. Если я не очень задержусь на обратном пути в Москве, то может быть, мне удастся по дороге заехать к Вам дня на два. Сообщу об этом телеграфно из Москвы на обратном пути, то есть не раньше 15-20 февраля. Уважающий Вас и преданный Вам Левинсон-Лессинг». Письмо интересно не только обилием информации и работе музейщиков в военное время, но и тем, что демонстрирует не показные уважение и интерес к делам провинции ленинградской интеллигенции и готовность оказать на помощь.
